Неточные совпадения
Смерил отшельник страшилище:
Дуб — три обхвата кругом!
Стал на работу с молитвою,
Режет булатным
ножом...
Когда он вышел в столовую, Настя
резала хлеб на доске буфета с такой яростью, как однажды Анфимьевна — курицу:
нож был тупой, курица, не желая умирать, хрипела, билась.
Попов неумело и жестоко
резал утку, хрустели кости, из-под
ножа выскальзывали куски, он ворчал...
На берегу, около обломков лодки, сидел человек в фуражке с выцветшим околышем, в странной одежде, похожей на женскую кофту, в штанах с лампасами, подкатанных выше колен; прижав ко груди каравай хлеба, он
резал его
ножом, а рядом с ним, на песке, лежал большой, темно-зеленый арбуз.
— Мастер жалкие-то слова говорить: так по сердцу точно
ножом и
режет…
А его
резали ножом, голова у него горела. Он вскочил и ходил с своей картиной в голове по комнате, бросаясь почти в исступлении во все углы, не помня себя, не зная, что он делает. Он вышел к хозяйке, спросил, ходил ли доктор, которому он поручил ее.
Я трогал его длинным и, как бритва, острым
ножом то с той, то с другой стороны, стал
резать, и
нож ушел в глубину до половины куска.
Верхушку ананаса срезывают здесь более, нежели на вершок, и бросают, не потому, чтоб она была невкусна, а потому, что остальное вкуснее; потом
режут спиралью, срезывая лишнее, шелуху и щели; сок течет по
ножу, и кусок ананаса тает во рту.
Слова Хины
резали сердце Половодова
ножом, и он тяжело стиснул зубы. У него мелькнула даже мысль — бежать сейчас же и запалить эту «святыню» с четырех концов.
Так, например, осматривая
ножи, он сказал, что у человека
нож был тупой и что он, когда
резал их, то за один край держал зубами.
Не успел он два раза
резануть ножом, как вдруг за шумом воды позади себя услышал шорох.
Поднявшийся ветер дул нам навстречу и, как
ножом,
резал лицо. Когда начало смеркаться, мы были как раз на водоразделе. Здесь Дерсу остановился и стал о чем-то совещаться со стариком тазой. Подойдя к ним, я узнал, что старик таза немного сбился с дороги. Из опасения заблудиться они решили заночевать под открытым небом.
Было темно, холодным ветром, как
ножом,
резало лицо.
Гонта уносит и
режет обоих «свяченым
ножом», а гайдамаки зарывают живьем в колодце школяров из семинарии, где учились дети Гонты.
Я слышал, как он ударил ее, бросился в комнату и увидал, что мать, упав на колени, оперлась спиною и локтями о стул, выгнув грудь, закинув голову, хрипя и страшно блестя глазами, а он, чисто одетый, в новом мундире, бьет ее в грудь длинной своей ногою. Я схватил со стола
нож с костяной ручкой в серебре, — им
резали хлеб, это была единственная вещь, оставшаяся у матери после моего отца, — схватил и со всею силою ударил вотчима в бок.
Разгребая снег, мы нашли под ним много сухой травы и принялись ее
резать ножами. В одном месте, ближе к реке, виднелся сугроб в рост человека. Я подошел к нему и ткнул палкой. Она уперлась во что-то упругое, я тронул в другом месте и почувствовал то же упругое сопротивление. Тогда я снял лыжу и стал разгребать снежный сугроб. При свете огня показалось что-то темное.
— «Оттого, говорят, что на вас дьявол снисшел!» — «Но отчего же, говорю, на нас, разумом светлейших, а не на вас, во мраке пребывающих?» «Оттого, говорят, что мы живем по старой вере, а вы приняли новшества», — и хоть
режь их
ножом, ни один с этого не сойдет… И как ведь это вышло: где нет раскола промеж народа, там и духа его нет; а где он есть — православные ли, единоверцы ли, все в нем заражены и очумлены… и который здоров еще, то жди, что и он будет болен!
Около пяти столетий назад, когда работа в Операционном еще только налаживалась, нашлись глупцы, которые сравнивали Операционное с древней инквизицией, но ведь это так нелепо, как ставить на одну точку хирурга, делающего трахеотомию, и разбойника с большой дороги: у обоих в руках, быть может, один и тот же
нож, оба делают одно и то же —
режут горло живому человеку.
Приедет, бывало, в расправу и разложит все эти аппараты: токарный станок, пилы разные, подпилки, сверла, наковальни,
ножи такие страшнейшие, что хоть быка ими
резать; как соберет на другой день баб с ребятами — и пошла вся эта фабрика в действие:
ножи точат, станок гремит, ребята ревут, бабы стонут, хоть святых вон понеси.
В ту минуту, как снаряд, вы знаете, летит на вас, вам непременно придет в голову, что снаряд этот убьет вас; но чувство самолюбия поддерживает вас, и никто не замечает
ножа, который
режет вам сердце.
— Да почти каждый день, а иногда по два раза в один день; такой добрый, так полюбил нас… Ну вот, говорит Наденька: «Есть хочу да и только! пора за стол». — «А как Александр Федорыч, говорю я, будет?..» — «Не будет, говорит она, хотите пари, что не будет? нечего ждать…» — Любецкая
резала Александра этими словами, как
ножом.
Несколько минут Перстень любовался этою картиной, раздумывая про себя: броситься ли ему тотчас с
ножом на башкирцев и, не дав им опомниться, перерезать всех до одного? Или сперва разогнать лошадей, а потом уже начать
резать?
Готовились к поверке; начало рассветать; в кухне набралась густая толпа народу, не в прорез. Арестанты толпились в своих полушубках и в половинчатых шапках у хлеба, который
резал им один из кашеваров. Кашевары выбирались артелью, в каждую кухню по двое. У них же сохранялся и кухонный
нож для резания хлеба и мяса, на всю кухню один.
Один убил по бродяжничеству, осаждаемый целым полком сыщиков, защищая свою свободу, жизнь, нередко умирая от голодной смерти; а другой
режет маленьких детей из удовольствия
резать, чувствовать на своих руках их теплую кровь, насладиться их страхом, их последним голубиным трепетом под самым
ножом.
Люди нашего времени, пользующиеся держащимся насилием порядком вещей и вместе с тем уверяющие, что они очень любят своих ближних и совсем не замечают того, что они всей своей жизнью делают зло этим ближним, подобны человеку, непрестанно грабившему людей, который бы, будучи, наконец, захвачен с поднятым
ножом над отчаянным криком зовущей себе на помощь жертвой, уверял бы, что он не знал, что то, что он делал, было неприятно тому, кого он грабил и собирался
резать.
Еще скованное, — много поколений легло на древнего Каина, — оно находило себе удовлетворение и в том, что он ломал и портил вещи, рубил топором,
резал ножом, срубал деревья в саду, чтобы не выглядывал из-за них соглядатай.
Володин показался ему страшным, угрожающим. Надо было защищаться. Передонов быстро выхватил
нож, бросился на Володина и
резнул его по горлу. Кровь хлынула ручьем.
Одно Варварино платье привлекло внимание Передонова. Оно было в оборках, бантиках, лентах, словно нарочно сшито, чтобы можно было спрятать кого-нибудь. Передонов долго рассматривал его, потом с усилием, при помощи
ножа, вырвал, отчасти вырезал карман, бросил его в печку, а затем принялся рвать и
резать на мелкие куски все платье. В его голове бродили смутные, странные мысли, а на душе было безнадежно тоскливо.
— У вас, Анна Гордеевна, всегда такие слова… как
ножом по сердцу
режете…
Это «спокойно»
резнуло Брагина по сердцу как
ножом, но он скрепился и присел к письменному столу.
— Вот это и есть
нож, которым надо
резать кубики мелко, чтобы ковалков не было. Потом, когда кубики изрежем, разложим их на рамы, ссыпем другие и сложим в кубики. А теперь скидай с себя рубаху.
И действительно, они били медведей пулей, а Китаев
резал их один на один
ножом.
— Кушай, батюшка! Больше угощать нечем… — сказала она зевая, затем порылась в столе и достала оттуда длинный острый ножик, очень похожий на те
ножи, какими на постоялых дворах разбойники
режут купцов. — Кушай, батюшка!
На тротуаре в тени большого дома сидят, готовясь обедать, четверо мостовщиков — серые, сухие и крепкие камни. Седой старик, покрытый пылью, точно пеплом осыпан, прищурив хищный, зоркий глаз,
режет ножом длинный хлеб, следя, чтобы каждый кусок был не меньше другого. На голове у него красный вязаный колпак с кистью, она падает ему на лицо, старик встряхивает большой, апостольской головою, и его длинный нос попугая сопит, раздуваются ноздри.
Лунёв молча кивнул ей головой, отказывая в милостыне. По улице в жарком воздухе колебался шум трудового дня. Казалось, топится огромная печь, трещат дрова, пожираемые огнём, и дышат знойным пламенем. Гремит железо — это едут ломовики: длинные полосы, свешиваясь с телег, задевают за камни мостовой, взвизгивают, как от боли, ревут, гудят. Точильщик точит
ножи — злой, шипящий звук
режет воздух…
А в густую волну их голосов, как
нож в хлеб, вонзался и
резал ее звонкий голос подрядчика...
— Саша кричит — бейте их! Вяхирев револьверы показывает, — буду, говорит, стрелять прямо в глаза, Красавин подбирает шайку каких-то людей и тоже всё говорит о
ножах, чтобы
резать и прочее. Чашин собирается какого-то студента убить за то, что студент у него любовницу увёл. Явился ещё какой-то новый, кривой, и всё улыбается, а зубы у него впереди выбиты — очень страшное лицо. Совершенно дико всё это… Он понизил голос до шёпота и таинственно сказал...
— А вот и кубики. Их мы сейчас
резать будем! — показал на столы кавказец и подал Луговскому
нож особого устройства, напоминающий отчасти плотнический инструмент «скобель», только с длинной ручкой посредине.
— Это
нож, им надо
резать кубик мелко-намелко, чтоб ковалков не было. Потом кубики изрежем — разложим их на рамы, ссыпем другие и сложим. А теперь снимайте с себя платье и рубашку, а то жарко будет.
Лебедев (вспылив). Тьфу! Все вы то сделаете, что я себя
ножом пырну или человека зарежу! Та день-деньской рёвма-ревет, зудит, пилит, копейки считает, а эта, умная, гуманная, черт подери, эмансипированная, не может понять родного отца! Я оскорбляю слух! Да ведь прежде чем прийти сюда оскорблять твой слух, меня там (указывает на дверь) на куски
резали, четвертовали. Не может она понять! Голову вскружили и с толку сбили… ну вас! (Идет к двери и останавливается.) Не нравится мне, всё мне в вас не нравится!
Ребенок смотрел на мать; он совершенно не понял последнего ее ответа, а между тем все эти расспросы его, точно острые
ножи,
резали сердце Елены.
— Я. На волоске ее жизнь была… Три дня она не разрешалась… Всех модных докторов объехали, никто ничего не мог сделать, а я, слава богу, помог без
ножа и без щипцов, — нынче ведь очень любят этим действовать, благо инструменты стали светлые, вострые:
режь ими тело человеческое, как репу.
Ромодановский бесчестил Шеина всячески, бил, даже хотел
резать ножом, называя прадеда его (Михаила Борисовича Шеина) изменником, а его изменничьим внуком.
— Я хозяина
резал ножом. Деньги крал.
Старый муж, грозный муж,
Режь меня, жги меня:
Я тверда, не боюсь
Ни
ножа, ни огня.
— Ем, да свой, а ты рядом постой, — отвечает совершенно серьезно Коваль и, не глядя на Меркулова, обчищает
ножом от коричневой шелухи луковицу,
режет ее на четыре части, обмакивает одну четверть в соль и жует ее с сочным хрустением. Панчук ничего не говорит, но смотрит прямо в лицо Меркулову тупыми, сонными, неподвижными глазами. Он громко чавкает, и на его массивных скулах, под обтягивающей их кожей, напрягаются и ходят связки челюстных мускулов.
Может, как вы еще молоденьким-то сюда приезжали, так я заглядывалась и засматривалась на вас, и сколь много теперь всем сердцем своим пристрастна к вам и жалею вас, сказать того не могу, и мое такое теперь намеренье, барин… пускай там, как собирается:
ножом, что ли,
режет меня али в реке топит, а мне либо около вас жить, либо совсем не быть на белом свете: как хотите, так и делайте то!
Иван Яковлевич для приличия надел сверх рубашки фрак и, усевшись перед столом, насыпал соль, приготовил две головки луку, взял в руки
нож и, сделавши значительную мину, принялся
резать хлеб. Разрезавши хлеб на две половины, он поглядел в середину и, к удивлению своему, увидел что-то белевшееся. Иван Яковлевич ковырнул осторожно
ножом и пощупал пальцем. «Плотное! — сказал он сам про себя. — Что бы это такое было?»
Смотрю, сколько сил было видеть, снимает он пояс, засучивает руку, которой ударил меня,
нож вынимает, мне дает: «На,
режь ее прочь, натешься над ней, во сколько обиды моей к тебе было, а я, гордый, зато до земи тебе поклонюсь».
— Так, — равнодушно отозвался Рогачёв. Он
резал ножом поплавок из куска сосновой коры, а у ног его бесстрашно прыгали воробьи, поклёвывая стружки и разочарованно отскакивая.